«Такая молодая, а уже экскурсовод», — эту фразу в разных вариациях Ангелина слышала много раз. Общество привыкло ассоциировать музей с поколением старшим. Экскурсию, особенно литературную, непременно ведет кто-то похожий на учителя, десятки раз перечитавший «Войну и мир», с громким поставленным голосом. Два из трех представлений верные — речь экскурсовода действительно выверенная, в материале он разбирается отлично. Но вот с мнением о возрасте работников можно спорить. Беседуем с молодыми сотрудниками музея и разрушаем мифы и рассказываем.
— Какой была твоя первая встреча с миром Льва Николаевича? Изменилось ли твое восприятие его фигуры с началом работы в музее?
Татьяна, заведующая Отделом изобразительных фондов:
— С творчеством Льва Николаевича познакомилась ещё в школе. Помню, читала «Севастопольские рассказы», «Кавказского пленника», «Хаджи-Мурата», а в 11 классе прочла первый том «Войны и мира», но дочитывала роман уже гораздо позже. Честно говоря, мне всегда было сложно читать Толстого, в отличие от Достоевского. Может, тогда ещё было не время. Когда только пришла работать в музей, прочла биографию Толстого. Видимо, это вдохновило меня на прочтение романа «Воскресение», и это стало открытием, даже не думала, что мне так понравится. Мне кажется, благодаря работе я смогла лучше понять Льва Николаевича не только как писателя, но и как человека, поскольку узнала много новых для себя фактов, раскрывающих различные грани его деятельности.
Ангелина, экскурсовод:
– Наверно, как и многие, впервые с миром Толстого я познакомилась в школе, на уроках литературы. Позже я более подробно изучала метод работы писателя в Академии (прим. Академии Ильи Глазунова), во время учебы в которой я, кстати, и узнала о его доме в Хамовниках. Мечтала попасть в его московскую усадьбу, увидеть работы Татьяны Львовны, но судьба распорядилась так, что реальность превзошла все ожидания — я теперь работаю в этом месте. Мое восприятие значительно изменилось. Я погрузилась в тот период жизни Толстого, который в меньшей степени освещен в учебных программах, больше узнала о быте семьи, их отношениях, о дальнейшей жизни детей писателя. То есть то, что часто остается за скобками. И чем больше ты говоришь о самом Льве Николаевиче, о членах семьи, ты перестаешь их идеализировать, «пьедестализировать». Для тебя они становятся очень близкими, читая их дневники, часто отмечаешь для себя, что их заботят обычные житейские вопросы. Они такие же люди, как и мы все. И это дает повод задуматься о своей жизни, о том, что хорошо в ней, а что плохо.
Гоша, экскурсовод:
— До работы в Хамовниках я относился к Льву Николаевичу так же, как и многие, кого я знаю — с уважением, но как бы не до конца понимая, к чему именно. Как-то раз (но уже после школы) я прочитал «Воскресение» и «Смерть Ивана Ильича», и мне понравилось. Но в целом Толстой для меня оставался лишь одним из множества русских классиков. И только когда я попал в музей и стал погружаться в творчество писателя (особенно позднее), то понял, что многое из того, что переживал Лев Николаевич, очень близко и мне. Меня даже несколько шокировало, насколько точно он, живший более века назад человек, подобрал слова к переживаниям, которые я довольно долго пытался осмыслить сам. И дальше пошло-поехало. Сейчас я могу без лукавства сказать, что Толстой — это фигура, повлиявшая на меня до самого ядра. Благодаря ему я стал задавать себе вопросы, которых не задавал прежде и стал замечать то, что раньше от внимания ускользало.
Совпали ли ожидания от работы с реальностью?
Татьяна:
— Думаю, что да, ожидания совпали с реальностью. Ещё в университете ходила на спецкурс по музейной работе, так что была готова к некоторым вещам вроде инвентарных книг или топографических описей…Я вношу информацию о рукописях в Госкаталог, а в своём фонде — проверяю температурно-влажностный режим в хранилище, провожу сверку, подбираю предметы для выставок, затем делаю списки, описываю сохранность для реставрационного совета. Иногда отвечаю на запросы из других музеев и составляю экспертные заключения о новых поступлениях. Я храню предметы живописи и графики, выдаю их на выставки, реставрацию.
Ангелина:
— На самом деле, да. По образованию я искусствовед, и давно знакома с «внутренней кухней» музеев. Для меня важны отношения в коллективе. Я безумно рада, что с коллегами-экскурсоводами у нас очень теплые, нежные отношения. С другими коллегами по музею тоже стараюсь чаще общаться. Конечно, очень важна и сама работа, то, какие возможности и опыт можно получить. Помимо активного взаимодействия с посетителями, разработки экскурсий и новых тем, есть возможность научно-исследовательской работы. Я готовлю статью и лекцию, что, конечно, очень мотивирует работать дальше еще больше.
Гоша:
— В чем-то да, в чем-то нет. С одной стороны, я опасался, что работа экскурсоводом будет очень однообразной: день за днём говорить одни и те же слова, а в свободное время — сидеть на стульчике. Но оказалось, что экскурсия это что-то среднее между лекцией и театром одного актёра. Да и насчет однообразия я беспокоиться перестал: всего за неделю можно пережить историй на целую книгу! При этом, конечно, это не та работа, куда стоит идти ради денег. Но я понимал это, и шёл в музей, в первую очередь, идейно.
Случалось ли столкнуться со стереотипом, что музей — это скучно, пыльно и «не для молодежи»? Удалось ли что-то этому противопоставить?
Татьяна:
— Такого мне никто не говорил, но столкнулась с другим стереотипом — когда говорю, что работаю в музее, все думают, что экскурсоводом, приходится объяснять, чем занимаюсь.
Ангелина:
— Посетители привыкли видеть экскурсоводов как взрослых научных сотрудников, уже с большим багажом знаний. Когда только пришла в музей, у нас было много школьных групп. Один раз я подошла к учителю, чтобы уточнить пару вопросов. Но преподаватель мне не отвечала, начала сторониться. А это одна из первых моих экскурсий, я еще сама переживала, поэтому не сразу поняла, почему у нее такая реакция. Когда еще раз попыталась объясниться, она очень удивилась, что я «такая молодая, а уже экскурсовод». Как мне кажется, молодежи нужно работать в музее, быть в диалоге со взрослым поколением, уважительно относится, стараться впитать хотя бы одну сотую их опыта. Для молодого поколения это полезно не только в профессиональном, но и в личном плане.
Гоша:
— Конечно сталкивался! Но я думаю, что всякую институцию делают её работники и, в нашем случае, посетители. Многие коллеги — мои ровесники, ребята, которым по 20-30 лет. И ходят к нам нередко тоже классные молодые люди: в оверсайзе, с карабинами на штанах, с яркими шопперами, и ко всему прочему искренне интересующиеся Толстым. Лев Николаевич не устаревает, потому что и сейчас в его книгах и образе жизни можно найти не только ответы, но и (что иной раз даже важнее) правильные вопросы. Проблема только в том, как с этим работать. Но у нас как раз есть пара идей, как рассказать о Толстом именно что «без нафталина». Stay tuned, как говорится!
Какой вопрос тебе хотелось бы задать Льву Николаевичу?
Татьяна:
— Поскольку по образованию я историк искусства, то наверное, спросила бы Льва Николаевича, каково это было жить в 19 веке, каким он запомнил своё время.
Ангелина:
— Лев Николаевич, если бы у вас была бы возможность вернуться в любой период своей жизни, то куда хотели бы отправиться вы?
Гоша:
— Я бы, думаю, спросил что-то такое: «Лев Николаевич, как быть таким же крутым?» *смеется*. Но если серьёзно, то я бы задал скорее такой вопрос: «Как среди стольких голосов вокруг научиться слышать в первую очередь собственный?»
Фотография на обложке: Марина Жиделева